Миру нужны разные дети - интервью с учредителем фонда Татьяной Яковлевой 25.01.2013 / Новости Путь к созданию фонда На моем пути к работе с некоммерческим сектором и конкретно с детьми-сиротами было несколько ярких впечатлений. Одно из них — посещение центра «Дети Марии». До этого я ничего не знала про фонды, некоммерческие организации, даже не думала об этом. И вот однажды мой друг из Австралии привел меня в этот центр, в котором волонтеры занимаются творчеством с детьми из интернатов, лепят из керамики, ставят спектакли. Это все произвело на меня очень большое впечатление, и я захотела тоже как-то поучаствовать в жизни центра. Я провела с детьми занятие по пению - я тогда много пела, в основном народные песни в фольклорном ансамбле - разучила колыбельную, они попросили « а можно по-современному, чтобы слова были понятные?» (смеется), я переложила песню на современный лад. Тогда «Радуга» была только в проекте, но после посещения «Детей Марии» я подумала, что было бы здорово сделать центр для разных, всяких детей — не только тех, кто может оплачивать занятия. Поэтому когда открылась и заработала «Радуга», я вспомнила об этом и захотела организовать совместные занятия с детьми из интерната. Это была только моя инициатива, не было людей, которые могли бы меня в этом поддержать. Я искала интернат, который захотел бы к нам ходить, нашла один - 4-й, с коррекционными, очень сложными детьми, которые после выхода из интерната автоматически перемещаются в психо-неврологический диспансер, где живут всю жизнь. Я хотела пригласить этих детей в «Радугу», но они сказали: «Приезжайте сначала к нам, познакомимся, а потом мы к вам». И я стала заниматься творчеством с этими детьми, хотя это было непросто. В какой-то момент мы решили все-таки позвать этих детей в «Радугу», организовали для них праздник, позвали волонтеров, сделали теневой театр. Дети были в восторге, руководство тоже довольно, и мы договорились о том, что они будут к нам ездить. Это было три года назад. Второе яркое впечатление на пути — интернат в Тверской области. Я хотела найти какой-то интернат в глубинке, где так все плохо, что наша помощь была бы просто необходима, стала бы «лучом света в темном царстве». Я нашла такой, и мы поехали туда. Была очень снежная зима, мы поехали на машине, в самом начале дороги отключился глушитель, можете представить, как это было «весело»... Ближайшая гостиница находилась в 40 км от деревни, в которой находился интернат. Мы остановились в этой гостинице и на следующее утро поехали в интернат. Привезли подарки, переоделись в Деда Мороза и Снегурочку. Нас позвали в зал, к нам вышли дети в валенках и в оборванных рубашках. Хотя не столь важно, в чем ходит ребенок - это не делает его счастливым или несчастным. Важнее другое: руководство говорило, что все эти дети абсолютно безнадежны, все станут уголовниками, потому что они ничего не видят вокруг себя, кроме этой деревни, где все пьют напропалую — у них нет никакого положительного примера перед глазами. У них у всех есть какой-то диагноз, связанный с особенностями развития, поэтому, скорее всего, будут сложности с получением образования. До сих пор помню: директор показала мне кактус, слепленный из теста, и сказала, что у детей совершенно нет творческой фантазии, они могут делать что-то только по образу и подобию. Еще у них крысы бегают по интернату. Всё это так удручающе на меня подействовало... Руководство попросило нас купить хороший компьютер. Мне не хотелось ограничиваться только материальной помощью, хотелось заниматься с детьми творчеством, но руководство не пошло навстречу, объяснив это тем, что бесполезно что-то делать с бесталанными детьми. По тому, как они говорили, было видно, что у них нет никакой веры в этих детей, и действительно, какая может быть вера, если все дети становятся уголовниками или спиваются. Когда я вернулась, то полгода провела в каком-то ступоре, упадке, не знала, надо ли кому-то помогать и как это сделать, реально ли что-то изменить... Перестала видеть смысл. Примерно в то же время мы познакомились с Сергеем, и через полгода мы поехали в Удельнинский интернат. Я увидела, что там можно что-то делать, что-то менять, там совсем другой директор. В таких интернатах есть надежда, у его воспитанников есть шанс получить образование и адаптироваться в обществе. Проблемы воспитанников интернатов Мы недавно получили положительный ответ от интерната в Удельной — его руководство одобрило проект, который мы предложили: «Повышение уровня образования, профориентация и социальная адаптация». Это очень большой и кропотливый проект, нам предстоит серьезная работа, которую мы уже начали. Что касается областных интернатов, то многие из них вообще не охвачены вниманием благотворительных фондов. Чтобы работа была плодотворной, нужна регулярность, а для этого нужны люди, которые готовы ездить на далекие расстояния от Москвы и смогут делать это в течение длительного времени. То, чему учат детей в интернате, не очень помогает им освоиться во взрослой самостоятельной жизни. Эта система взращивает в ребенке иждивенчество: «мне все должны». Воспитанника интерната кормят, одевают, дарят подарки от каких-то незнакомых им спонсоров, организуют мероприятия, не спрашивая, хочет он туда или не хочет, и главное — ему не дают принимать самостоятельные решения. Если ты растешь в семье, там по-другому. Над тобой могут нянчиться мама и папа до тех пор, пока ты не станешь самостоятельным человеком, они будут подталкивать тебя: «ты уже взрослый, давай зарабатывай». Кто-то созревает в 18 лет, кто-то в 25 - это постепенный процесс. Если ты вырос в семье, ты способен завязать отношения, разорвать их, если они тебе не нравятся, найти работу, уйти с нее, если она тебе не нравится - в общем, как-то выстроить свою жизнь. У детей из интерната получается резкий контраст: пока они в интернате, их окружает гиперопека, а когда они оттуда выходят, опека полностью исчезает. Задачи интерната — это режим, дисциплина, «чтобы все успеть», «чтобы никто не передрался». Дети не могут сказать воспитателям: «Я считаю, что мне сейчас лучше позаниматься, поделать уроки, а не ехать с вами на экскурсию». Когда эти дети выходят из интерната в общежитие, у них нет больше никого, кто бы им говорил, что делать, что кушать, как одеваться, куда идти. Резко, в одночасье. А надо все самостоятельно делать, принимать решения: пойти учиться или проспать весь день. Потратить тысячу рублей на пиво или на тетрадки. Когда они выходят из интерната, они считают, что закон им не писан: я все могу, я сам распоряжаюсь своим временем, своими возможностями». На самом деле они не умеют ничем распоряжаться, им ни разу не дали этой возможности. В Удельнинском интернате директор это хорошо понимает - что дети не знают цену деньгам, что их надо учить этому: потрудился — заработал. Она старается находить им какие-то подработки. Мимо воспитанников интернатов регулярно проходят чужие дяди и тети, дарят подарки и уходят. Эти люди постоянно меняются, поэтому привязанность не формируется. При этом у ребят очень близкие отношения со своими одногруппниками, настолько, что они позволяют себе очень многое с ними, а больше общаться им не с кем. То есть дистанция либо очень тесная, либо очень далекая. Когда они выйдут, им надо будет завязывать отношения — на работе, на учебе, в личной жизни. Серьезная проблема детей из интернатов — отсутствие культуры общения. Тут нужно много кропотливой работы педагогов, психологов, тренеров, чтобы сдвинуть их с места. Дети с ОВЗ Помимо коррекции детей с ОВЗ, еще одна важная для нас цель в этом проекте — изменить общественное сознание. Наши усилия направлены и на здоровых детей, которые ходят в эти инклюзивные группы. Мы хотим, чтобы дети, общаясь с теми, кто на них не похож, вырастали терпимыми и милосердными, мы хотим научить их принятию и состраданию. Миру нужны разные дети. И эти ценности очень важно прививать с детства, потом можно быть поздно. Сложности, глобальные планы и особенности благотворительности в России Обычные люди не знают проблем, которые решают фонды. Они не понимают, какие трудности у детей-сирот, воспитанников интернатов. Потому что для того, чтобы это понять, надо пройти хотя бы такой путь, какой я прошла. Наладить контакт с одним интернатом, с другим, с третьим, посмотреть на то, что делают другие люди, есть ли результаты, вникнуть в проблему глубоко. Я много общалась с разными фондами, ездила на конференции, на курсы, много читала — когда общаешься с коллегами, многое проясняется. Например, перед тем, как учредить наш фонд, мы общались с фондом «Дети наши», они нам помогали, и вообще этот фонд для меня - образец для стремления. У обычных людей, которые жертвуют деньги, вообще нет никакого понимания и знания о фондах и системе благотворительности или есть какое-то очень свое представление, и они в нем убеждены. Например, «все фонды воруют, поэтому мы дадим деньги сразу интернатам». А о том, что интернаты потратят их не на образование детей, а на компьютеры или на линолеум, они не думают. Их точка зрения: «Лучше уж пусть на линолеум, но мы хотя бы точно будем знать, что на линолеум, а не себе в карман». В 90-е годы была квота налогообложения для бизнеса, если он дает фондам деньги, и многие в те времена уходили от налогообложения за счет фондов, были разные схемы. Сейчас этой льготы нет, но мало кто об этом знает. Очень много стереотипов, но это понятно, страна у нас действительно коррупционная, везде есть отмывание денег, и если где-то есть лазейка, многие думают, что этой лазейкой обязательно воспользуются. Люди думают так: интернаты в любом случае работают с детьми, а фонды работают непонятно с чем: мало ли, что у них на сайте написано, может, они на самом деле ничего не делают. Часто говорят «я не хочу жертвовать деньги фонду, потому что не хочу никому оплачивать зарплату». Люди думают, что благотворительностью должны заниматься волонтеры, они не понимают, насколько это большой объем работы. Если человек работает 5 дней в неделю, получает образование в выходные или в вечернее время, у него есть семья, личные дела, когда ему идти к детям? Раз в месяц? Много ли он сможет изменить в жизни детей с таким графиком? Тратя свое личное время, человек очень быстро выдыхается. Люди не знают проблемы, с которой мы работаем, не понимают всех этих обстоятельств, в них надо вникать. У нас нет культуры благотворительности, этому не учат в школах. На западе развита эта культура, там и государство помогает. Многие благотворительные организации существуют пополам на деньги государства и на деньги жертвователей. В России есть государственные гранты, но это маленькие деньги, а отчетности требуется очень много. Иногда нужен человек на зарплате, который будет просто целыми днями отчитываться за эти деньги. Культура благотворительности Надо формировать в стране культуру благотворительности, а для этого в первую очередь необходимо хорошо работать фондам. Надо работать и с семейными детьми, со школьниками, рассказывать им о детях-сиротах и об интернатах, возить к детям, потому что они ничего об этом не знают. Люди узнают о существовании фондов уже будучи взрослыми, сформировавшимися людьми, а надо приучать с детства: дети будут видеть, что кому-то помощь нужна больше, чем им самим, и у них будут возникать другие душевные порывы. Надо формировать культуру помощи. У нас ее нет: мы проходим мимо друг друга. В Америке люди останавливаются, если видят, что машина сломалась или кому-то плохо. Если человек растерянно остановился на улице, к нему подойдут и предложат помощь, доведут до дома. Я не говорю, что надо также, может быть как-то по-другому... У русского человека есть, на самом деле, очень большая потребность помогать, это очень глубокой души человек. На Западе другая культура, другие традиции, другое воспитание. Я семь лет прожила в Европе и точно знаю, что русский человек глубже, он думает о тех вещах, о которых западный человек даже не задумывается. Западные люди помогают в рамках государственной политики, традиции, им это привили, еще несколько десятков лет назад этого не было. В нашей стране от государства это не идет, только с низов. У них это само собой разумеется, а у нас - всегда душевный порыв. Что вдохновляет на работу Для меня, как для человека, ответственного за финансирование, самая большая радость - когда люди жертвуют на фонд деньги. Это означает, что мы сможем помогать детям и дальше, что дело движется, что будет чем заплатить за работу нашим педагогам и другим сотрудникам, и что постепенно мы охватим вниманием еще больше разных детей.